Ознакомительная версия.
К бытовому вагончику добирались минут сорок пять. Можно было бы и пошустрее, но Казин опасался купать неводостойкую муровину в глубоких лужах и выбирал места поплотнее. Конечно, син ни хрена не сечет, но у Казина с этим было строго: взялся делать — делай по совести. Конечно, еще подумать стоит, что за модус он выторговал, но раз вещь взята — отрабатывай.
День клонился к вечеру, на дороге, выглаженной до блеска протащенной пеной, рядами сидели лягушки. Они чувствовали себя здесь хозяевами, не без оснований полагая, что болото существует для них. При виде крана лягухи начинали суматошно прыгать, и некоторые сигали прямо под гусеницу. Вид из кабины на мечущихся лягушек не пробуждал в Казине никаких эмоций.
Как и предполагалось, бытовка была пуста. В былые дни Леха и Воха, случалось, ночевали в ней, но сейчас оба подсобника ушли, даже не переодевшись.
Кран Олег припарковал на всегдашнее место, так, чтобы с утра можно было развернуться, не отцепляя пену. Заглушил двигатель, привычно изумившись упавшей тишине. Отомкнул замочек — бытовка запиралась, хотя ключ был у каждого.
Следом за Казиным осторожно ступил в вагончик и син.
— Сухо… — завороженно прошептал он. Глаза сина мерцали в полутьме.
— Сейчас еще и тепло будет, — сказал Казин. Раскочегарил паяльную лампу.
Намыл картошки, пристроил к паяльной лампе, чтобы варилась. Зажег висящий над столом керосиновый фонарь. Все, кроме фонаря и алюминиевого бидона с водой, пришлось приносить из башни. Оставлять что бы то ни было в бытовке Казин не решался — мигом ноги приделают, даже старью — ветошь всем нужна. Вот пятидесятилитровый бидон покуда стоит, в нем воду привозят. Надо будет ближе к концу сезона его прибрать, а то ведь пропадет ни за грош.
Покончив с неотложными делами, выставил на стол полевой синтезатор и потребовал:
— Показывай, как он работает и чего делать умеет.
— Все умеет, только не по-настоящему, — зеленый син загнул пару лепестков на абажуре, — вот сейчас на пятнадцать минут сделает, а как время пройдет, то обратно ничего не будет, — син блеснул глазами и спросил:
— Как надо говорить — обратно или опять?
— По новой, — откликнулся Олег, стараясь запомнить движения инструктора.
— Скорее уж, по старой, — син крутанул пальцем венчик синтезатора. — Сейчас сделает.
— Чего сделает-то?
— Все. Но на пятнадцать минут. Взгляд блудного сина поплыл, заволокся мечтательной пленкой.
— О светозарнейшая, всежеланная синоматка! — затянул он. — Наконец счастливая судьба позволила мне вернуться в твое щедрое лоно!
— Будет тебе, успеешь к своей свиноматке, — задумчиво проговорил Казин, разглядывая нетронутую акцизную марку на горлышке «Столичной». По всему было видно, что водка не паленая, а настоящая ливизовская, какой в ларьке не вдруг купишь. — Давай-ка лучше по первой, под буженинку…
Глава 5
КАРМЕН РАЙОННОГО МАСШТАБА
Ганну, жену Олега Казина, звали Агапой — имя редкое и неблагозвучное, доставшееся от прабабки, которую Ганна и знать не помнила. На этот случай среди русских женщин имеется традиция — брать малороссийские имена, ибо те искони считаются музыкальными. Прасковьи и Пелагеи дружно перекрещиваются в Полины, тетки Гапы оборачиваются Ганнами и лишь Ксюши становятся Оксанами через две на третью.
Жизнь Ганне выпала трудная. Если посчитать, то сколько в селе толковых мужиков, чтобы не только толковать на завалинке умели, но и хозяйственными были да не пропойцами? Десятка полтора наберется, ну, может быть, — два. А баб одиноких — выше крыши. А если учесть, что Олег к сорока пяти годам сохранил в волосах цыганистую смоль и кудреватость, то всякому станет ясно, о чем были печали казинской жены. И ведь, подлюга, по улице просто не пройдет, всякую юбку зацепит, и старушке и сопливочке шутку скажет. А те так и глядят, как бы чужого мужа увести.
Особенно худо стало, когда Людкин Витяй по пьяному делу захлебнулся собственной блевотиной. Людка баба горластая, грудастая, боевая — такие без мужиков не живут. У Ганны ажно заходилось все внутри, когда она о Людке вспоминала.
Галка, та, напротив, худющая, одни мослы торчат. А взглядом тоже постреливает. На майских прямо при людях к Казину подкатила… под ручку взяла, чем, говорит, мы не пара?… Ганна ей тогда показала, какие пары бывают — пару раз так зафитилила, что пар пошел. Да и Олегу тоже кудри проредила. А что у самой глаз заплыл, так она и одним зорко видит.
Еще, говорят, в колонне объявилась какая-то учетчица. Из Копорья… Ну что, спрашивается, ей в своем Копорье не сидится, ведь это ж подумать только, в такую даль на работу мотаться! Зачем?… Это уж ясно, зачем, не маленькие, понимать можем. Учетчицы Ганна покуда не видела и оттого пылала самыми мрачными подозрениями. Попыталась было Казину мозги прочистить, так тот назло, что ни день, принялся на объекте задерживаться. А то и вовсе в бытовке ночует. Знаем мы эти бытовки, наслышаны…
Короче, покоя не было. А тут еще попались Ганне навстречу Олеговы подсобники, Воха и второй — длинный. Сказали, что Олег их отпустил раньше времени, а сам задерживается. Пересмеивались, алкаши проклятущие. Тут уже Ганне все стало понятно. Да и чего не понимать-то, давно к этому шло. И хотя дело было ясным-ясненько, но Ганна собралась и отправилась к Марьину ручью, твердо решив взять изменщика с поличным.
Где стоит бытовой вагончик, Ганна знала хорошо, не раз случалось проверять, чем там муженек занимается. Бывало, что вагончик перекатывали на новое место, а Олег об этом умалчивал. Тогда ему вставлялся фитиль. Во время таких разборок порой отлетало и Ганне, но это уже дело житейское — крепко бьет, крепко любит.
Уже в полутьме Ганна добралась к мокрой канаве, где трудился ее суженый, и, стараясь не вспугнуть преступника, заглянула в крошечное окошечко, врезанное в вагонную дверь.
Преступные мечтания Олега Казина не шли дальше халявной водки под хорошую закусочку, но полевой синтезатор «Модус» работал на полную мощь и показал излишне любознательной супруге все, что она втайне желала увидеть. Не зря переспрашивал злосчастный экскаваторщик, что за модус ему подсунули. На этот раз синтезатор с полным правом можно было назвать «половым».
Они были здесь — все разом! И в каком виде?! Даже нынче такое по телевизору показывают только среди ночи!
Казин в чем мать родила сидел посреди вагончика на круглой табуретке, которую только сегодня утром Ганна безуспешно разыскивала. Сволочь, все из дома тащит, все для разврата! На коленях у Казина расселась коровища Людка, тоже вся как есть голая, и Казин, гнусно лыбясь, лапал Людку за сиськи! Стерва Галка примостилась рядом. Эта-то зачем раздевалась, кого она своими прыщиками соблазнить хочет? А туда же, льнет к чужому мужу, ручонкам шаловливым волю дает! — Ганна с трудом набирала в грудь воздух для крика… А хуже всего — третья, не иначе — учетчица; молодая потаскуха, лет двадцати пяти, намазанная по-городскому, ноги от самых ушей начинаются. И была она не совсем голышом, а в кружевных трусичках. В таких интердевочек в кино показывают. Учетчица прогуливалась перед Казиным словно манекенщица по подиуму и явно собиралась трусики снимать.
Ознакомительная версия.